Байки польского мужика

'24 марта 2015'

На страницах Polomedia.ru вы уже встречались со стародавними литературными памятниками Польши. Судя по положительной реакции читателей, начинание следует продолжить.
Тем более что источники являют нам массу интереснейшего материала.

В предыдущий раз мы привели рассказ, напечатанный в сборнике фольклора «Послание к польскому народу» от 1845 года. В этот раз мы вновь обратимся к данному источнику и приведём вам, уважаемый читатель, юмористический рассказ, записанный Оскаром Кольбергом, про умного польского мужика, простого крестьянина, который пана провести смог. А пан тот был не простой – слыл мудростью, умением поспорить и был себе на уме – вот и пришлось простому работяге-крестьянину изворачиваться да всю свою смекалку применять.
Итак, представьте, что вы очутились где-то на просторах Польши в начале века XIX.

«Байки польского мужика»

Жил в одной деревне мужик, большой шуток любитель. Всех он своим умом пересиливал, был храбрым, да таким, что никого не боялся. Всем он мог всё сказать, с любым заговорить, пошутить, и не одного, как поговаривают, одурачить; знал он, как с кем обходиться и как кого уговорить, а если вбил себе что в голову, то стоял на своём до последнего, пока правоту свою не докажет, хоть бы не знаю что произошло.
Дознался о нём как-то пан из пограничной деревни, что также мудрецом слыл и, как сам говаривал, не каждому давал себя за нос водить. Послал пан за мужиком и приказал передать ему, что рад будет мол его видеть и послушать речи его и байки, награду ему посулил, если такое сказать сможет, что неправдой назвать нельзя будет.
На такой призыв явился мужик, а ему пан и говорит: «Слышь-ка! Разное мне про тебя сказывали, а в особенности о том, что ты прекрасно врать умеешь.» Мужик и отвечает:
«Ваше сиятельство! Что такое? Я – врать? Да упаси Господь меня от такого греха! Я всегда, как отец учил меня – царствие ему Небесное! – Богом и правдой живу, и от лжи и лжецов отвращаюсь.» Пан ему в ответ: – «Братец! Это всё уловки да выкручивания. Ты меня, верно, ошеломить пытаешься, но послушай! Хочешь ты или нет, а должен ты что-то такое рассказать, во что я поверить не смогу и скажу, что врёшь ты. Если сумеешь, получишь 100 талеров, а не сумеешь, то 100 ударов бичом, выбирай, что тебе по душе, одно или другое, только не тяни с решением.» После чего пан отсчитал 100 талеров и положил на стол. Мужик почесал за ухом, да и завёл разговор: «Будь по-твоему, пан! Раз уж должен я что-то рассказать – расскажу, но врать не стану, видит Бог, правду истинную расскажу вам, Ваша милость».

«Случилось это во времена, когда я ещё молодым был и дела мои в гору шли. В день Cвятого Стефана пошёл я как-то в костёл, а, как пан знает, в этот день бросают в ксёндза горохом, ячменём, овсом и другим зерном в память о побиении камнями Cвятого Стефана. Народ потом это зерно собирает и гусям, курам и уткам на съедение отдаёт, чтобы много яиц несли, или с другим зерном смешивает, чтобы посевы сильнее были. Хотел и я зёрнышек пособирать, да где там! Каждый нахватал себе, а мне одно лишь зёрнышко ячменя досталось. Вернулся я из костёла, да и посадил у себя в огороде. Ваша милость не поверит, но вырос из зерна ячмень огромный, такой высокий, что верхушки его и не видать стало. И это в течение одной только ночи.»
Пан ему в ответ: «Это возможно, всё может быть!»

«Интересно мне стало, докуда же этот ячмень достаёт,» – продолжал мужик, – «и что я сделал? – взял я да и залез по стеблю на самый его верх. И – о, ужас! – как же я испугался, когда вниз решил посмотреть, когда до верха-то долез. А всё оттого, что, ваша светлость, ячмень в самое небо упёрся».
На что ему пан отвечает: «Всё это может быть!»

«Но ваша светлость не поверит, что я дальше сделал! Залезши на самую верхушку колоса, подпрыгнул вверх и оказался на небесах.»
А пан ему: «И так быть могло!»

Мужик же далее рассказывать стал: «И вот, когда я очутился на том самом небе, начал я по сторонам озираться: очень мне там понравилось, всё светилось золотом, серебром да бриллиантами, даже пол и стены. Страх меня взял, что далее и шагу ступить не могу, только издалека всё рассматриваю. А что уж там было, так я и пересказать не смогу. Осмелился я всё же вперёд пройти, но ступал я очень осторожно, чтобы небо часом под ногами не разверзлось. Но только я пару шагов сделал, как тут же мне то ли послышалось, то ли сам не знаю что, слышен стал издалека крик великий. Тотчас увидал я на расстоянии, чуть поодаль, множество ангелов, которые с палками в мою сторону летели и ими мне грозили. Со страху я не знал, что мне и делать. Побежал я к дыре, но с места-то оно не сподручно, прибежал к дыре, а там стебля моего ячменя и след просты, только чешуйки одни лежат. Ваша светлость не поверит, что человек со страху может сделать. Когда шум и крики ангелов были уже вот-вот возле меня, я быстренько из чешуек этих верёвку связал. Да такую, что до земли достала. Привязал я её к краю обрыва и – шмыг! – по ней счастливо вниз на Землю и спустился.»
«И это всё может быть!» – прервал мужика пан.

А тот не успокаивается: «Но и это не конец моего сказа, не конец страха моего и хлопот! Вот, ваша милость, дело-то какое. Не хватило мне скрученной мною верёвки до землицы саженей 100. Вишу я так, значит, болтаюсь, думаю, как мне с такой высоты вниз добраться… Спрыгнуть – так можно и шею свернуть. Как же быть. И пришла мне в голову мысль одна: ведь канат, тот, что теперь наверху остался, не нужен мне больше, я же уже ниже; так вот я канат сверху отрываю, к низу прилаживаю, а сам всё ниже спускаюсь. Тут – ррраз! – и сверху канат кончился, а до земли саженей 20 добрых осталось. Делать нечего, думаю, буду прыгать. Не болтаться же мне так до Судного дня. Пустил канат, полетел словно пуля вниз и – бах! – воткнулся в землю на 10 локтей глубины. Опять страх меня взял, не знаю, как мне быть, как из глины выбраться. Вылезти – невозможно, остаться – тоже нельзя, а то так не ровен час и задохнуться может человек, а дыра-то над головой моей и закрылась.»
«Всё это быть могло!» – прервал его пан, про себя радуясь, что плетей мужику отмерит, а не денег.

А мужик, знай своё гнёт: «Однако Господь Бог простого мужика не оставит в беде, а всегда ему поможет. Вот и мне помог, подал мне идею, чтоб я до дому сбегал, лопату с мотыгой принёс, да и откопался. Я, ваша светлость, так и поступил. Сбегал домой, лопату принёс с мотыгой и, с Божьей помощью, выкопал себя из глины. »
«Всё может быть,» – оживился пан. «Ну, а раз ты так выкопался, то ведь домой пошёл и всё тут?»

«Ой, нет, пан драгоценный! И это ещё не конец мотания моего. Только я из глины вылез, тут и дождь проливной пошёл, как из ведра! Весь в глине и мокрый, я бы рад где спрятаться от дождя, да негде в поле спрятаться. Так и пошёл себе в сторону деревни, которую издалека видал. Подхожу ближе и понимаю, что это деревня вашей светлости отца. Я быстрей пошёл, как могу тороплюсь, а дождь ещё сильней льёт, так и промок бы до нитки, если б не нашёл где схорониться. Подошёл, гляжу, ходит возле гороха кто-то за свиньями, в шляпе с огромными перьями, с крыльями широкими как решето. Я к нему под его широкую шляпу втиснулся и схоронился от ливня. Когда уже дождь реже стал и совсем кончился, поднял я глаза , чтобы знать, кто мне приют дал, кого благодарить , как вижу перед собой – кого? – угадайте, ваша милость! Почтенного отца вашей милости!»
Не успел мужик договорить, как пан по щекам его ударил и завопил: «Лжёшь, хам! Отец мой никогда свиней не пас!»

Мужичок пану поклонился, к столу подошёл, деньги свои сгрёб себе, да и пошёл с Богом; а шляхтич только тогда понял, что мужик его вокруг пальца обвёл. Стыдно ему стало, что так дал он себя надуть.

С той поры шляхтич не осмеливался тягаться с умом мужика, а золотом и кнутом старался взять верх над ним, работой загрузить, хотел его ум мужицкий насильно притупить, но ничего это не дало. Простой мужик остался при своём остром разуме, а шляхтич так и остался мелким да пустым.

Вступление и перевод Илья Болгов

Темы

Фотоматериалы