Байки польского мужика

В предыдущий раз мы привели рассказ, напечатанный в сборнике фольклора «Послание к польскому народу» от 1845 года. В этот раз мы вновь обратимся к данному источнику и приведём вам, уважаемый читатель, юмористический рассказ, записанный Оскаром Кольбергом, про умного польского мужика, простого крестьянина, который пана провести смог. А пан тот был не простой – слыл мудростью, умением поспорить и был себе на уме – вот и пришлось простому работяге-крестьянину изворачиваться да всю свою смекалку применять.
Итак, представьте, что вы очутились где-то на просторах Польши в начале века XIX.

«Байки польского мужика»

Жил в одной деревне мужик, большой шуток любитель. Всех он своим умом пересиливал, был храбрым, да таким, что никого не боялся. Всем он мог всё сказать, с любым заговорить, пошутить, и не одного, как поговаривают, одурачить; знал он, как с кем обходиться и как кого уговорить, а если вбил себе что в голову, то стоял на своём до последнего, пока правоту свою не докажет, хоть бы не знаю что произошло.
Дознался о нём как-то пан из пограничной деревни, что также мудрецом слыл и, как сам говаривал, не каждому давал себя за нос водить. Послал пан за мужиком и приказал передать ему, что рад будет мол его видеть и послушать речи его и байки, награду ему посулил, если такое сказать сможет, что неправдой назвать нельзя будет.
На такой призыв явился мужик, а ему пан и говорит: «Слышь-ка! Разное мне про тебя сказывали, а в особенности о том, что ты прекрасно врать умеешь.» Мужик и отвечает:
«Ваше сиятельство! Что такое? Я – врать? Да упаси Господь меня от такого греха! Я всегда, как отец учил меня – царствие ему Небесное! – Богом и правдой живу, и от лжи и лжецов отвращаюсь.» Пан ему в ответ: – «Братец! Это всё уловки да выкручивания. Ты меня, верно, ошеломить пытаешься, но послушай! Хочешь ты или нет, а должен ты что-то такое рассказать, во что я поверить не смогу и скажу, что врёшь ты. Если сумеешь, получишь 100 талеров, а не сумеешь, то 100 ударов бичом, выбирай, что тебе по душе, одно или другое, только не тяни с решением.» После чего пан отсчитал 100 талеров и положил на стол. Мужик почесал за ухом, да и завёл разговор: «Будь по-твоему, пан! Раз уж должен я что-то рассказать – расскажу, но врать не стану, видит Бог, правду истинную расскажу вам, Ваша милость».

«Случилось это во времена, когда я ещё молодым был и дела мои в гору шли. В день Cвятого Стефана пошёл я как-то в костёл, а, как пан знает, в этот день бросают в ксёндза горохом, ячменём, овсом и другим зерном в память о побиении камнями Cвятого Стефана. Народ потом это зерно собирает и гусям, курам и уткам на съедение отдаёт, чтобы много яиц несли, или с другим зерном смешивает, чтобы посевы сильнее были. Хотел и я зёрнышек пособирать, да где там! Каждый нахватал себе, а мне одно лишь зёрнышко ячменя досталось. Вернулся я из костёла, да и посадил у себя в огороде. Ваша милость не поверит, но вырос из зерна ячмень огромный, такой высокий, что верхушки его и не видать стало. И это в течение одной только ночи.»
Пан ему в ответ: «Это возможно, всё может быть!»

«Интересно мне стало, докуда же этот ячмень достаёт,» – продолжал мужик, – «и что я сделал? – взял я да и залез по стеблю на самый его верх. И – о, ужас! – как же я испугался, когда вниз решил посмотреть, когда до верха-то долез. А всё оттого, что, ваша светлость, ячмень в самое небо упёрся».
На что ему пан отвечает: «Всё это может быть!»

«Но ваша светлость не поверит, что я дальше сделал! Залезши на самую верхушку колоса, подпрыгнул вверх и оказался на небесах.»
А пан ему: «И так быть могло!»

Мужик же далее рассказывать стал: «И вот, когда я очутился на том самом небе, начал я по сторонам озираться: очень мне там понравилось, всё светилось золотом, серебром да бриллиантами, даже пол и стены. Страх меня взял, что далее и шагу ступить не могу, только издалека всё рассматриваю. А что уж там было, так я и пересказать не смогу. Осмелился я всё же вперёд пройти, но ступал я очень осторожно, чтобы небо часом под ногами не разверзлось. Но только я пару шагов сделал, как тут же мне то ли послышалось, то ли сам не знаю что, слышен стал издалека крик великий. Тотчас увидал я на расстоянии, чуть поодаль, множество ангелов, которые с палками в мою сторону летели и ими мне грозили. Со страху я не знал, что мне и делать. Побежал я к дыре, но с места-то оно не сподручно, прибежал к дыре, а там стебля моего ячменя и след просты, только чешуйки одни лежат. Ваша светлость не поверит, что человек со страху может сделать. Когда шум и крики ангелов были уже вот-вот возле меня, я быстренько из чешуек этих верёвку связал. Да такую, что до земли достала. Привязал я её к краю обрыва и – шмыг! – по ней счастливо вниз на Землю и спустился.»
«И это всё может быть!» – прервал мужика пан.

А тот не успокаивается: «Но и это не конец моего сказа, не конец страха моего и хлопот! Вот, ваша милость, дело-то какое. Не хватило мне скрученной мною верёвки до землицы саженей 100. Вишу я так, значит, болтаюсь, думаю, как мне с такой высоты вниз добраться… Спрыгнуть – так можно и шею свернуть. Как же быть. И пришла мне в голову мысль одна: ведь канат, тот, что теперь наверху остался, не нужен мне больше, я же уже ниже; так вот я канат сверху отрываю, к низу прилаживаю, а сам всё ниже спускаюсь. Тут – ррраз! – и сверху канат кончился, а до земли саженей 20 добрых осталось. Делать нечего, думаю, буду прыгать. Не болтаться же мне так до Судного дня. Пустил канат, полетел словно пуля вниз и – бах! – воткнулся в землю на 10 локтей глубины. Опять страх меня взял, не знаю, как мне быть, как из глины выбраться. Вылезти – невозможно, остаться – тоже нельзя, а то так не ровен час и задохнуться может человек, а дыра-то над головой моей и закрылась.»
«Всё это быть могло!» – прервал его пан, про себя радуясь, что плетей мужику отмерит, а не денег.

А мужик, знай своё гнёт: «Однако Господь Бог простого мужика не оставит в беде, а всегда ему поможет. Вот и мне помог, подал мне идею, чтоб я до дому сбегал, лопату с мотыгой принёс, да и откопался. Я, ваша светлость, так и поступил. Сбегал домой, лопату принёс с мотыгой и, с Божьей помощью, выкопал себя из глины. »
«Всё может быть,» – оживился пан. «Ну, а раз ты так выкопался, то ведь домой пошёл и всё тут?»

«Ой, нет, пан драгоценный! И это ещё не конец мотания моего. Только я из глины вылез, тут и дождь проливной пошёл, как из ведра! Весь в глине и мокрый, я бы рад где спрятаться от дождя, да негде в поле спрятаться. Так и пошёл себе в сторону деревни, которую издалека видал. Подхожу ближе и понимаю, что это деревня вашей светлости отца. Я быстрей пошёл, как могу тороплюсь, а дождь ещё сильней льёт, так и промок бы до нитки, если б не нашёл где схорониться. Подошёл, гляжу, ходит возле гороха кто-то за свиньями, в шляпе с огромными перьями, с крыльями широкими как решето. Я к нему под его широкую шляпу втиснулся и схоронился от ливня. Когда уже дождь реже стал и совсем кончился, поднял я глаза , чтобы знать, кто мне приют дал, кого благодарить , как вижу перед собой – кого? – угадайте, ваша милость! Почтенного отца вашей милости!»
Не успел мужик договорить, как пан по щекам его ударил и завопил: «Лжёшь, хам! Отец мой никогда свиней не пас!»

Мужичок пану поклонился, к столу подошёл, деньги свои сгрёб себе, да и пошёл с Богом; а шляхтич только тогда понял, что мужик его вокруг пальца обвёл. Стыдно ему стало, что так дал он себя надуть.

С той поры шляхтич не осмеливался тягаться с умом мужика, а золотом и кнутом старался взять верх над ним, работой загрузить, хотел его ум мужицкий насильно притупить, но ничего это не дало. Простой мужик остался при своём остром разуме, а шляхтич так и остался мелким да пустым.

Вступление и перевод Илья Болгов